КЕМБРИДЖ – В ответ на внутреннее и внешнее давление, экономическая профессия постепенно меняется в лучшую сторону. Неудивительно, что популистская реакция, охватившая в последние годы развитые демократии, привела к некоторому самоанализу в данной дисциплине. В конце концов, жесткая экономия, соглашения о свободной торговле, финансовая либерализация и дерегулирование рынка труда, которые это вызвали, основывались на идеях экономистов.
Но трансформация выходит за рамки принципов экономической политики. В рамках дисциплины, наконец, приходится считаться с иерархической практикой и агрессивной культурой семинаров, которые создали неблагоприятную среду для женщин и меньшинств. Опрос, проведенный Американской экономической ассоциацией (AEA) в 2019 году, показал, что почти половина женщин-экономистов чувствовала дискриминацию или несправедливое отношение из-за своего пола. Около трети цветных экономистов чувствовали, несправедливое к себе отношение из-за своей расовой или этнической принадлежности.
Эти ошибки могут быть связаны. Профессия, которая менее разнообразна и менее открыта для разных личностей, более склонна к проявлению группового мышления и высокомерия. Если она призвана генерировать идеи, чтобы помочь обществу достичь всеобщего процветания, то должна начать с того, чтобы самой стать более инклюзивной.
Новое лицо дисциплины было продемонстрировано, когда АЕА собралась на свои ежегодные совещания в Сан-Диего в начале января. Была масса дискуссионных групп обычного типа по таким темам, как денежно-кредитная политика, регулирование и экономический рост. Но в этом году чувствовался совершенно иной характер в организации работы совещания. Заседания, которые оставили свой след в процессе заседаний и привлекли наибольшее внимание, были те, которые подтолкнули профессию в сторону новых направлений. Было проведено более десятка заседаний, посвященных гендерной проблематике и разнообразию, включая лекцию Ричарда Т. Эли, прочитанную Марианной Бертран из Чикагского университета.
Заседания АЕА проходили на фоне публикации замечательной и актуальной книги Анны Кейс и Ангуса Дитона Deaths of Despair, которая была представлена в специальной группе. Исследования Кейс и Дитона показывают, как конкретный комплекс экономических идей, дающих преимущество “свободному рынку”, наряду с одержимостью такими материальными показателями, как совокупная производительность и ВВП, привели к эпидемии самоубийств, передозировки наркотиков и алкоголизму среди рабочего класса Америки. Капитализм больше не обеспечивает, а экономика, по меньшей мере, является соучастницей.
Группа под названием “Экономика для инклюзивного процветания” (EfIP), организованная в рамках одноименной сети, соавтором которой я являюсь, обсудила несколько направлений нового мышления, распространившихся на всю дисциплину. Одним из них является необходимость расширения внимания экономистов от “среднего” уровня благосостояния к распределительным аспектам и неэкономическим направлениям, которые в равной степени имеют основополагающее значение для благосостояния, такие как достоинство, автономия, здоровье и политические права. То, как экономисты говорят, скажем, о торговых соглашениях или дерегулировании, может сильно измениться, если они всерьез отнесутся к такого рода дополнительным соображениям. Это потребует новых экономических показателей. Одно из предложений, которое частично продвигается в этом направлении, заключается в том, чтобы правительственные учреждения создавали распределительные счета национального дохода.
Как утверждали Сэмюэль Боулз и Венди Карлин в документе, представленном на том же заседании, каждая политическая парадигма включает в себя набор этических ценностей – о том, что собой подразумевает благополучная жизнь – а также представление о том, как работает экономика. Неолиберализм предполагает индивидуалистических, аморальных людей и свободный рынок, который обеспечивает эффективность благодаря полному выполнению контрактов и относительной нехватке рыночных провалов. Согласно Боулзу и Карлину, нам нужна новая парадигма, которая объединит эгалитарные, демократические и устойчивые нормы с экономической моделью, которая сегодня реально работает. Эта парадигма поставила бы сообщество в ряд с дихотомией государственного рынка и включала бы такие политики, как налоги на богатство, более широкий доступ к страхованию для снижения подверженности риску, права и право голоса на рабочем месте, реформу корпоративного управления и существенное ослабление “прав интеллектуальной собственности”.
Выступая на том же заседании, Луиджи Зингалес обвинил экономистов в навязывании своих собственных предпочтений политической системе. Это происходит потому что экономисты, как правило, придают большее значение определенным результатам (например, эффективности), чем другим (например, распределению доходов), и потому что они становятся жертвами группового мышления и идеализации конкретных экономических моделей над другими. Часть решения состоит в том, чтобы ценить разнообразие и проявлять большую скромность. Другая часть, по словам Зингалеса, заключается в том, чтобы уделять больше внимания исследованиям в других социальных науках, включая историю, социологию и политологию.
Смысл всех этих перспектив заключается в том, что экономика должна быть открыта для институциональных альтернатив и для институциональных экспериментов. Поощрение такого мышления является одной из основных целей сети EfIP. Институциональная основа рыночной экономики в значительной степени неопределенна. Мы можем придерживаться институциональных механизмов, которые поддерживают привилегии и ограничивают возможности. Или же мы можем разработать институты, которые, по словам Боулза и Карлина, соответствуют стремлению не только к общему достатку, но и к расширению концепции свободы.
Эмпирические методы – особенно причинно-следственные – помогут, и в последние десятилетия они стали иметь гораздо большее значение для профессии. Это очень хорошая вещь, поскольку доказательства реального мира, вместе со всей его необходимой беспорядочностью, вытесняют идеологию. Но фокусирование на доказательствах, также рискует создать свои собственные слепые зоны. Доказательства того, что работает, а что нет, можно получить только из реального опыта. Нам всегда не хватает данных об альтернативных институциональных механизмах, которые далеки от нашей нынешней реальности.
Задача экономистов состоит в том, чтобы оставаться верными своему эмпиризму, не вытесняя при этом воображения, необходимого для планирования инклюзивных и укрепляющих свободу институтов будущего.